– Иван Абрамович, вы, наверное, один из немногих, кто приняв клятву Гиппократа, старается быть ей верным.

– А знаете ли вы, что в медицинских вузах не принимают клятву Гиппократа? Дают клятву врача. В советское время врачи принимали присягу врача Советского Союза. Главная мысль Гиппократа – не навредить пациенту. Даже прерывание беременности не приветствуется.

– Ну раз врачи не клянутся, может, отсюда и появляется профессиональный цинизм ?

– В психологии есть термин катернанизм – власть врача над пациентом, которая определяется грубостью, циничным отношением, а чаще всего – плохим воспитанием.Врач – монополист на информацию о болезни пациента, поэтому он должен находить общий язык с родными пациента, не разбивать, а поддерживать веру и надежду больного на выздоровление. Конечно, бывают очень трудные по характеру пациенты. Всегда вспоминаю отца. Тот был правильным, внимательным к людям, но и нетерпимым к тому, что считал неверным. Я стараюсь быть терпимым ко всем людям, несмотря на их поведение. Уверен, с любым человеком можно найти общий язык.

– Отца понять можно. Старшее поколение всегда консервативное.

– Он еще и воспитан был правильным и порядочным человеком. Мы – переселенные в 1941 году немцы. Я, первый ребенок у мамы, который родился в больнице, в Карабалыкском районе. Трое первых родились дома, потому что родителям запрещалось выезжать без разрешения за пределы поселка. У мамы роды начались сложные, отец, по специальности ветеринар, боялся за нее и без разрешения увез в роддом в другой поселок. Потом приехал каяться к милиционеру. Тот его отругал, но простил.

Родители родом с Украины, поэтому у нас на столе всегда были и немецкие, и украинские блюда. Потом появилась казахская кухня. Не было и дня, чтобы он прошел без баурсаков. Мама вкусно готовила, а столовых не было. И когда к отцу на ферму приезжали специалисты, он звал их на обед домой. Это всегда были люди образованные, сделавшие потом имя в области.

– Выбирая профессию врача, вы ориентировались на отца?

– Отчасти. Отец всю жизнь проработал ветеринаром. Одно время я хотел стать ветврачом. Собирался поступать в Троицкий ветеринарный институт. Но отец сказал: «Пойдешь учиться на врача». Так я с 9-го класса и учился, зная, кем буду. Тем более, моя сестра уже закончила медколледж и работала. Она и привезла меня в приемную комиссию. Так я поступил в Карагандинский мединститут. И мои грезы превратились в кошмар, когда я первый год, преодолевая сон, как озверевший, зубрил латынь, органическую химию, биофизику, анатомию. Тогда забываешь обо всем, главная задача – сдать экзамен. У меня была обычная студенческая жизнь с кабачковой икрой и коркой хлеба.

– Иван Абрамович, а с будущей специальностью тоже до поступления в вуз определились?

– Нет. В институте я серьезно увлекся биохимией. Ходил в кружок. В подвале в изотопной лаборатории проводил почти все выходные. Мы ставили эксперименты над крысами под руководством профессора, заведующей кафедрой Валентины Якубовской. Суть научных исследований заключалась в изучении люмена холестерина при искусственно созданной у крыс лучевой болезни и возможным способом профилактики тяжелых нарушений обмена веществ при этой болезни. С докладом я выезжал на научные студенческие конференции. Так, в 1974 году, в Свердловске, я, четверокурсник, занял второе место на Всесоюзной научной студенческой конференции. У меня даже книга сохранилась с опубликованными научными работами. Может, в научной деятельности у меня бы что-нибудь и получилось, если бы я не забросил биохимию из-за хирургии, а потом акушерства. Меня, вообще-то, в хирургию брать не хотели. Был ведь биохимиком, но я настоял. Правда, профессор Якубовская, помню, сказала: «Вы делаете большую, Иван, ошибку, что идете в хирургию. Там работают коновалы».

– А как получилось, что вы, имея тягу к биохимии, остановились в итоге на акушерстве?

– Меня вообще распределили лор-врачом, но я им не работал. Хотел быть хирургом. Оставил заявку в облздраве и уехал со стройотрядом на полтора месяца. Я никогда не стеснялся никакой работы. Для меня удовольствие выложить стену из кирпича или ровненько сделать откосы на окнах. И за трактор мог сесть, и с деревом поработать. И когда завершалось строительство городского роддома, мне предложили место акушера-гинеколога. Руководитель интернатуры посоветовал принять предложение, подождать, пока освободится место хирурга.

Я тогда не знал, что за аборт можно получить в подарок коробку конфет и бутылку коньяка, не догадывался, что профессия акушера-гинеколога была самой, как тогда говорили, блатной после дерматовенерологов, которые приватно лечили хронические заболевания, передающиеся половым путем. Начал, как и все, с участкового врача в женской консультации. Я работал добросовестно, и мне стала нравиться моя специальность. Ходил на патронаж. Мой участок был от Наримановки до Тобола. До сих пор многие дома и фамилии помню. Потом мне предложили место хирурга в онкодиспансере, я отказался. А в 1986 году меня назначили главным аку­шером-гинекологом области. Не прав тот, кто думает, что раньше было лучше. До 86 года перинатальные потери мало кто считал. Высокая рождаемость давалась большими потерями. Сегодня у нас низкий уровень материнской и младенческой смертности, но и низкая рождаемость. Каждый год появляется 12-13 тысяч детей. 25 лет назад было в два раза больше. Основной проблемой в акушерстве всегда были кадры.

Посмотрите на институтские города, где есть медвузы. Они же развиваются намного быстрее нас, потому что нет кадрового дефицита. А в Костанае до сих пор нет отделения вспомогательных репродуктивных технологий. Например, экстракорпоральное оплодотворение. Выделяемые квоты дают шанс каждому десятому, хотя 500 семей в регионе нуждаются в подобной услуге. В Казахстане каждый пятый брак бесплодный. Это когда в течение года совместной жизни не наступает беременность. Только четверти обратившимся удается помочь без вспомогательных репродуктивных технологий.

– Сегодня медицина стремительно коммерциализируется. Врачи учатся зарабатывать деньги...

– Когда врач ничего, кроме вознаграждения от больного не ждет, на этом медицина заканчивается. Так не должно быть. Сегодня врачи зарабатывают достойно. А деньги… Их всегда будет мало. Главное – стать востребованным, самодостаточным. Когда специалисты переоценивают свои возможности и способности, тогда они теряют больных.

– Вы до сих пор переживаете за каждого больного?

– Безусловно. А как не переживать, что вы! Мало того, что за каждый случай осложнения или материнской смертности мы отвечаем своим профессиональным реноме, так еще и по-человечески жаль. Неблагополучного исхода беременности никто не ждет. Поэтому когда это случается, люди ищут виноватого и, чаще всего, находят: врача. Поверьте, нет специалиста, который не переживал бы, когда ребенок рождается мертвым или гибнет, еще не родившись. Специалист не виноват, а его все равно упрекают, что не смог предотвратить трагедию. Я молодым говорю: если вы думаете, что всем будет нравиться то, что вы делаете – бросьте профессию сразу. Надо понимать, что кто-то вами будет недоволен.

– Иван Абрамович, жизнь врача настолько сплетена с больницей, что многие в ней практически живут. А вы?

– И я. Мне очень комфортно в больнице. Не только работаю, но и читаю. У меня замечательная литература. Такой акушерской библиотеки ни у кого нет. Дома книг в два раза больше. Много исторической литературы. Люблю познавать мир, природу... Стыдно жить и не знать названия растений, которые срываешь. Интересуюсь фотографией.

– Вы по национальности немец и могли уехать, как многие другие, в тяжелые 90-е годы на историческую, как принято сейчас говорить, родину. Почему же не уехали?

– Потому что я сделан из другого теста. Так воспитали меня. Моя родина – Казахстан. И считаю, что нет ни второй, ни третьей родины. Она одна. Сейчас в Германии живут мама и мои племянники. Но я никогда не собирался туда на ПМЖ. Ради чего? Чтобы переезжать в другую страну, нужно иметь веские причины. Почему, получив прекрасное образование, я должен куда-то уезжать? Конечно, уважаю всех, кто там смог устроиться, и уважаю тех, кто остался здесь. Пусть звучит это банально, но я уверен: где родился – там и пригодился. Менталитет у нас не европейский – казахстанский. С уважением отношусь к традициям казахского народа, языку, обычаям. Так вышло, что не было возможности выучить казахский, но отдельные фразы я понимаю и продолжаю его учить. Знаю наизусть гимн страны и несколько стихотворений. Могу с закрытыми глазами нарисовать карту страны и области, знаю многое из истории Казахстана. Чувство патриотизма для меня никогда не было пустым словом.

– Иван Абрамович, все мечты исполнились?

– Жалею, что не защитил научную диссертацию. Когда мне предлагали, я отказался только потому, что считал: ученый должен быть в науке, а мне не хотелось бросать практику. А еще обидно, что не можешь так организовать службу родовспоможения, чтобы спокойно спать и не переживать за тяжелых больных. Не хватает времени, чтобы осмыслить, написать, поделиться опытом, просто побыть с близкими.

Всегда приходится выбирать между важным и более важным. Мне очень хочется сделать что-то для своего родного уголка. Но что могу? И остается ощущение, что ты еще не все сделал в жизни…